Окись хрома
May. 12th, 2010 10:28 amСад был зеленым. Зеленым и только. Над черной землей и серыми стволами стояла зеленая дымка, утром сизая от тумана. Каждый день он обходил участок с утренней и вечерней проверкой, но дело продвигалось медленно - он cам замерял ростки деревянным складным сантиметром. Мама говорила: "Сотворение мира, все начинается заново". Начинается, да не начнется. Мама говорила - все пойдет в рост после дождя. Пока дождя еще ни разу не было, зато было скучно.
Мама закрыла калитку снаружи, и ее платье мелькнуло в щелях между досок забора. Мамин велосипед прозвенел где-то в конце заросшей травой улицы. Митя задвинул засов калитки, подергал его, и, сунув руки в карманы, направился инспектировать участок походкой ответственного человека. Обогнув дом, он вышел в сад, подошел к старому колодцу, из которого брали воду только для полива, и, откинув крышку, заглянул внутрь, и даже туда покричал - мама просила его не подходить к колодцу, потому что можно было провалиться, но Митя был осторожен. Потом он проверил жуков-плавунцов в ржавом тазу, вернулся в дом, сел за стол, придвинул к себе альбом для рисования и посмотрел в окно.
В комнате на постели ворочалась бабушка. Бабушка была огромной, как гора, ее валуны были обтянуты ситцем. У бабушки были удивительные ноги - если скатать книзу шерстяной носок и надавить пальцем на рыхлое бело-синее, в икре появлялась ямка, и ямка сохранялась та надолго, исчезая медленнее, чем исчезает под волной след на песке. Дыхание у бабушки было свистящее, как губная гармошка, а волосы ее пахли перьями. Митя не знал, любит он бабушку или нет - прижиматься к ней было приятно, а оставаться с ней одному - нет.
- Буду рисовать, - объявил Митя вслух. Вчера ему привезли из города большую коробку гуаши. Раньше Митя рисовал фломастерами, потому что иначе он все обляпает, иногда акварелью в пластмассовом пенале. Теперь Митю хотели отдать на будущий год в художественную студию. Надо было тренироваться.
Он открыл сразу все крышечки. Краска влажно сияла в баночках, как варенье, лимонад и желе. Пахла мелом и сиропом. Фиолетовая на вкус не была похожа на баклажан, ни на сливу, желтая на лимон. Все они были одинаково сладковатые. Митя задумчиво пососал кисточку. Вода в банке стала бурой, на стенках угнездились пузырьки. Митя решил, что новыми красками стоит нарисовать что-то особенное.
Сперва Митя нарисовал танк, а сверху пустил самолетную атаку. Но это было не то. Тогда он стал рисовать мамин портрет. Получилось не очень, надо было рисовать бабушку, ее не жалко. Раньше Мите всегда нравились его рисунки. Но сейчас нужно было такое, с чем он выбежит встречать маму, а она ахнет. Взглянул в окно, за окном ничего не изменилось. Митя нарисовал, что приехал папа и они вместе идут на пруд. Получилось непонятно. Больше рисовать не хотелось. Он передвинул банку с водой - и размазал пальцем по клеенке оставшийся от нее цветной круг. Потом макнул кисточку в краску и наросивал на скатерти полоску. На скатерти краска собиралась в капли. На руке - засыхала и трескалась, как ил в жаркую погоду. Потом Мите стало скучно совсем.
Он распахнул дверь и встал на крыльце. День был каким-то печальным, в воздухе звенели комары. Солнце скрылось не за белыми кучевыми облаками, и не за темной тучей, несущей грозу - исчезло в сером мареве, и плавало в нем, растекаясь маслом в манной каше. Внизу все было серым и зеленым. Он еще посмотрел на двор, и вдруг неизвестно чему обрадовался. Захотелось немедленно сделать что-нибудь.
...Когда коробка с гуашью кончилась, Митя заново осмотрел сад, отступив на три шага, как делал дядя, в том году рисовавший пруд: двор изменился. Каждый лист в нем был теперь разноцветным. Все, до чего Митя смог дотянуться. Все было тщательно покрыто слоем гуаши - одна травинка зеленая, другая - красная, третья - синяя, четвертая - белая. На яблонях листья белые и красные, и синие, и оранжевые. Вдоль коры вились узоры. Было как в парке аттракционов, только красивее. Посреди всего стоял Митя - с синими по локоть руками, россыпью капель на лице и в заляпанной рубашке. Было так приятно, словно он только что купался, потом наелся бутербродов с колбасой и теперь лежит на горячем песке.
- Ты что же это делаешь, вредитель? - бабушкина гора вздымалась на крыльце. Бабушка спускалась, как неотвратимая туча. - Ты что творишь?! Митя не успел сориентироваться и залезть под крыльцо. Он еще плавал в довольстве, когда бабушка цепко ухватила его за ухо и потащила к дому, второй рукой чувствительно нашлепывая. - На минуту отвернулась - гляжу, а он уже весь сад изгадил! Все теперь погибнет! Все задохнется! Совершенно не ценит чужой труд - сколько бабушка на карачках ползала, сажала, пропалывала! Бестолочь, наказание! Митя зарыдал.
Мама открыла калитку и провезла тяжелый велосипед по песку. И остановилась, потрясенная видом сада. Дома ее ждал зареванный сын с красными ушами и живописными разводами по щекам. Он мрачно сидел в углу, и чувствовал себя так, как чувствуют себя художники, подвергшиеся критике.
Бабушка глядела на маму победно.
- Может, он у нас умственно отсталый? - говорила она с притворной заботой. И, противореча себе, восклицала: - Нет, ну надо же было додуматься!
- Расскажешь, зачем ты это сделал? - спросила мама, присаживаясь на корточки.
- А зачем оно одинаковое?! - возмущенно закричал сын, тараща глаза.
До вечера Митя бродил по дому, надувшись, и не желал разговаривать. Однако уже начал поглядывать на маму. Обиду постепенно заменял стыд, и было непонятно, что с ним делать. Митя представлял, как листья задыхаются, втягивая воздух устиьцами, точно как рыбы, вытащенные из пруда, потом сад жухнет, как осенью, и ему делалось совсем нехорошо, а бабушку он все равно не простит никогда.
- Иди, - позвала мама. - Дождь начался. Митя стоял на крыльце и смотрел в сад. Дождь крапал по крыше, по плиткам дорожки, по траве, потом припустил сильнее и перешел в ливень, прозрачными ударами сбивая краску с листьев, пока всю не отряс и не смыл начисто, выпустив ее в землю и песок. Сад был зеленым. Светло-зеленым, и темно-зеленым, салатовым, спаржевым, изумрудным, серо-зеленым, цвета мха, оливковым, болотным, желто-зеленым, ярко-зеленым и цвета папоротника.