дремель

Хождение в зоопарк превращается в тренировку терпения и любви, люди, в отличие от животных, могут быть по отношению к себе посторонними наблюдателями, поэтому, в отличие от животных, их спонтанное поведение не умилительно. Пытливые умы хотят потыкать пальцем или палочкой журавлю в глазик, тапиру в носик, потому что им же интересно, что будет, если потыкать журавлю в глазик. Причем, заняты этим отнюдь не дети. Реагируют они на резкий окрик, а на вежливое обращение чаще не реагируют - и можно догадаться, почему - глядя на детей, приведенных в зоопарк. Родители почему-то все время на них кричат, довольно хамским тоном. Не совсем понятно, с какой целью в таком случае они привели детей в зоопарк - судя по всему, для того, чтобы сфотографировать детей на фоне животных, такова основная задача:
- Встань на барьер! Кому сказала! Не слышишь, что ли?! Встань на барьер! Стоять спокойно! А теперь сделай вид, что кусаешь тигра.
Конечно, постепенно привыкаешь, что резкий окрик еще сигнал, а ровный тон - приятное дуновение ветерка.
Ира называет эти прогулки - "сходила в зоопарк, посмотрела на людей".

Девочка лет трех в розовом платьице, подбежав к вольеру с журавлем, замерла, а потом громко закричала:
- О боже мой!
И снова:
- О боже мой!
И тихо добавила:
- Какой красавец!

У клетки с волком, молодая мама трехлетке:
- Это волк. Будешь плакать, он тебя сожрет.

Часть пытливых умов не знают, что можно прочесть табличку на клетке, и принимаются гадать, объявляя тапира муравьедом:
- Это кто, пеликан? Тукан?
- Фу, он поймал мышку, противный казуар!
Казуар здесь, конечно, имя нарицательное.
- Это индюк? - размышляла вслух женщина перед вольером с кафрским рогатым вороном. И подумав, решительно заключила: - Нет, это - не индюк.
И ушла, полностью удовлетворенная информацией "неиндюк".

Кафрский рогатый ворон степенен, но изломан, как битник на пенсии, он медленно ходит вдоль сетки, ворочая огромным светлым глазом, опушенным кукольными ресницами, возводит зрак к небесам, опускает в землю, на затылке колышется жиденькая неряшливая прическа, и почти невозможно поверить в то, что он настоящий.

Голубь стоит в холодной луже красными лапами. Глаз его отливает золотом. На воротнике у голубя радуга. В воде отражается перевернутое дерево желтое дерево и небо.
Голуби бродят по перекопанной земле и что-то быстро клюют, похожие на маленькие швейные машинки.

Как перейдешь железную дорогу, увидишь перед собой зацветший пруд, ярко-зеленый, покрытый ряской, как сплошным ковром, а в центре пруда островок, окруженный осокой, поросший кустами, а на островке две утки сидят - корчиневая и белая с черной головой, перья чистят. Если вдоль пруда пойти по тропинке, выйдешь в парк Покровское-Стрешнево. Сразу понятно, что в парке, который так называется, много древесных узоров, скворечников, дупл и неряшливых гнезд.
Идешь по дорожке между сосен, кленов, ольхи, лип, и гадаешь - кто тебе встретится, и как вон та травка называется - все интересно знать. А я человек городской, ничего не знаю - ну, клен, ну, дуб. Синички, опять же, воробьи с голубями да воронами, больше и не видела никого. У дедушки, правда, был набор открыток - "Птицы России", да только птицы там все солидные, крупные - вальдшнеп, куропатка, выпь. А вот этой весной я, например, впервые скворца увидела - он в соседнем парке по траве гулял, черный весь с пестротой, клюв острый, желтый, а чирикает так, словно чихнул кто-то.
А сегодня мы новых птиц видели: бежит перед тобой по дорожке птичка маленькая, с воробья, спинка коричневая, крылышки черные с белым, пестрые, а головка серо-синяя. Кто такая? Оказывается - зяблик.
И еще одну видели: у тропинки дерево растет, а в нем дупло, низко, и из дупла кричит кто-то размеренно - "тип-тип-тип-тип". Что за тип, думаем? В дупле плохо видно, вроде бы шапочка красная, а щеки черные с белым. Может быть, дятел.
Еще в Покровском-Стрешнево есть источник, говорят, там вода самая чистая, так люди круглый день в очереди стоят, с канистрами, кто на велосипеде приехал, кто тележку с собой взял, канистры все на восемь, на десять литров. Этот родник, оказывается, сам Патриарх благословил. Там теперь вода святая. Родник через пять труб изливается, а очередь только к одной трубе стоит, медленно двигается. Почему к одной? Наверное, Партиарх только одну трубу благословил, а не весь родник, к ней и стоят, наверное, так вкуснее кажется и святее.
А еще сегодня дед сказал, что через десять дней день перестанет прибавляться. Бабушка обиделась:
- Каждый год, - говорит, - он так настроение портит.
А дед говорит, что это он к тому, что нужно жить спешить, пока день светлый и длинный.

Лед на воде тает фигурно, между зеленоватыми проталинами растут ледяные грибы с плоскими шляпками, ледяные наковальни. В городе посуше, а в обступающем город лесу вода стоит в коричневых канавах с жухлой травой, и пивные бутылки загадочно блестят в них, как затонувшие сокровища. Вечером с земли поднимаются сиреневые тени, розовые новостройки стоят в прозрачном воздухе. Ходили "на Фиан" - местный фиорд при заводе с потухшим атомным реактором. Мы сидели на пирсе и пили горькое пиво, и курили горькие сигареты. Весной кажется, что все возможно. Мы радовались предчувствиям.

В маршрутке пьяный мужик мучил попутчиков словесными загадками:
- Что такое - на небе одна, у бабы две, а у девушки ни одной? Думайте! Это же чистая рриторрика, сссловестность!

Измочаленные моими стенаниями, сотрудники порешили после работы идти в соседний парк.
Деревья в нем такие высокие, что не видно останкинской телебашни. Не парк, а лес, лесопарк. Погода серая и нежная. Под деревьями тень. Зелень пока без оттенков, ровного темного цвета. На небольшом пятачке в гуще леса - несколько открытых кафе, столики прямо посреди буйных лопухов, крапивы и лютиков. К столикам ведут деревянные настилы. Грузины жарят нежный шашлык из свиного горла, поливают его домашним зеленым ткемали. В отсутствие посетителей сидят на крылечках. Они довольны - в холодное московское лето им удалось перенести лень и небрежные удовольствия южных набережных. На террасе работают музыканты. Исполняют песни на заказ. От португальского пришепетывающего танго они переходят к романтике лесоповала. Довольная клиентка, усталая женщина с золотым зубом, благосклонно слушает.
У пруда стоит деревянная скульптура женщины, несущей на голове кувшин. Женщина вырублена из засохшего дерева. На левом бедре женщины оранжевая поросль грибов. Мне кажется, это кавказский художник, устав готовить шашлык, изваял на досуге знакомую ему картину: женщина, несущая на голове кувшин.
На пруду катаются люди на лодках. Летают чайки, черная утка плывет посреди выводка утят. Вспугнутая, бежит по воде. Громкая музыка разного содержания несется сразу из трех точек питания. Посреди этого шума в цветущем кусте бузины сидит соловей и надрываясь зовет подругу. Соловью удается переорать динамики. Соловей прислушивается к исполняемым матерным частушкам про соловья и старается попадать в такт, лихо присвистывая, как казак, а затем переходя на чечеточное щелканье.

Такая погода должна быть на подмосковной даче. Раним июньским утром. В девять утра, когда просыпаешься от холода, распахиваешь дверь террасы, чтобы с улицы шел теплый воздух, а там - мокрая зелень и тучки, но ясно, что к полудню будет жарко и можно будет идти купаться на пруд. Качает верхушки елей на соседнем участке.

Сегодня с утра за окном - выставка голубей. Сидят на толстом проводе, рукой достать, по диагонали и выстроившись по ранжиру, мигают подозрительными оранжевыми глазками и пучат круглую грудь, как орденоносцы.